Больше 90% убийств в Узбекистане совершают мужчины. Насколько часто их жертвами становятся близкие женщины – и как на это реагируют СМИ и общество

Айзаду Канатбекову похитили в Бишкеке 5 апреля 2021 года, а через два дня нашли убитой в машине похитителя. Это второе похищение невесты в Кыргызстане за два года, закончившееся убийством и всколыхнувшее общественность. Как и в 2018 году, на этой неделе активисты и жители Бишкека выходят на митинги, призывая обратить внимание правительства и общества на фемицид в Кыргызстане, перестать считать ала-качуу культурной традицией и нормой и защитить кыргызских женщин от насилия и угрожающих их свободе и жизни обычаев.

Главные вопросы кыргызстанцев – к работе правоохранительных органов и чиновников. Несмотря на громкие случаи, внимание прессы, общественности и международных организаций, к похищению женщин для замужества милиция все еще относится спустя рукава. Заявления о похищении рассматриваются медленно, правоохранители надеются на то, что “семейная” ситуация разрешится сама с собой – и закончится свадьбой.

Пока правоохранительные органы и консервативная часть общества считает похищение “доброй традицией”, активисты и журналисты говорят о фемициде в Кыргызстане – преднамеренном убийстве женщин на почве ненависти, совершаемое мужчинами или в патриархальных интересах при попустительстве государства.

Здесь сложно даже представить митинги, которые могли бы повлечь увольнение десятка чиновников из-за смерти девушки. Сложно найти материалы в СМИ или активистов, которые открыто бы говорили об опасности “традиций” для жизни женщин. Зато очень легко найти обвинения жертвы – и самих жертв. Заколотых, избитых до смерти, подожженных, но все еще попадающих в раздел “стандартных историй”, а не национальной проблемы.

Открытых данных по жертвам преступлений в Узбекистане нет, что не позволяет обрисовать картину фемицида полностью. В таком положении исследовать проблему помогают новости, общие данные о преступлениях и другие открытые данные. Например, российский проект Femicid.net высчитывает”коэффициент фемицида” в стране, анализируя новости и сопоставляя их с данными правоохранительных органов и общим числом женщин по регионам. Примерно так же можно поступить и для анализа ситуации в Узбекистане.

Достоверно известно, что каждое третье убийство в Узбекистане совершается в семье. Эти данные озвучила пресс-служба МВД в середине 2020 года: из них следует, что помимо убийств, в рамках семейных отношений происходит и каждое пятое нанесение тяжких телесных повреждений.

Такая ситуация не меняется как минимум с 2018 года, когда на заседании Олий Мажлиса депутаты озвучили похожие цифры – почти половина, или 42% убийств, в стране совершается между родственниками.

“Убийство во многих случаях совершается вследствие проблем в семейных отношениях или во взаимоотношениях между соседями, а большая часть этих преступлений совершена между супругами, братьями, отцами и сыновьями, что несовместимо с национальными традициями и семейными ценностями”,

приводит слова депутатов пресс-служба Олий Мажлиса.

О том, кто становится жертвами внутрисемейных ссор, депутаты не говорили. Но мы знаем, что убийства и тяжкие телесные повреждения чаще всего совершают мужчины – в семье это муж, сын, отец или брат. Конечно, его жертвой в этом случае может быть и другой мужчина. Но анализ материалов СМИ и распространенности насилия в отношении женщин косвенно доказывает – чаще всего жертвой домашнего убийцы становятся именно жены, сестры и матери.

Лайло Гайдойбоева из Сырдарьинской области дважды за месяц обращалась в ОВД после того, как была избита мужем – он также угрожал ей и убийством. Когда в районном отделении ее заявления проигнорировали, она написала еще четыре – районному прокурору, замхокиму города, председателю махаллинского комитета и председателю Комитета женщин. Что произошло с этими обращениями – неизвестно: через несколько дней муж снова избил Лайло и задушил ее, приведя свою угрозу в действие.

– рассказывает родственница покойной Лайло в интервью изданию “Озодлик”.

Этот случай, произошедший осенью 2019 года, стал одним из катализаторов разработки в Узбекистане некоего подобия системы защиты жертв семейного насилия. За месяц до произошедшего уже приняли закон “О защите женщин от притеснения и насилия”, вводящий понятие охранного ордера. Но работать он начал только спустя полгода, во время локдауна: тогда много говорили о том, как государство взялось за домашнее насилие. Теперь охранный ордер могла получить любая женщина, обратившаяся с заявлением о насилии в семье, после получения ордера агрессор должен в течение месяца перестать контактировать с женщиной.

Комитет женщин широко тиражировал новость о почти двух сотнях шелтеров для жертв насилия по всей республике.

– заявила председательница Сената Танзиля Норбаева в интервью проекту AlterEgo в ответ на вопрос о защите женщин.

Спустя год, когда количество выданных ордеров приблизилось к 15 тысячам, стало ясно, что система полна недоработок. Активисты отмечают, что из двухсот шелтеров полноценно работает только не больше десятка, изоляция жертвы от агрессора почти всегда невозможна из-за общей жилплощади, реального уголовного наказания за побои мужья избегают – при этом около половины охранных ордеров было выдано именно по причине физического насилия.

Результаты ее работы видны по тому же отчету об охранных ордерах за 2020 год: больше половины женщин махалля “примирила” с теми, кто еще вчера избивал супругу, лишал денег или оказывал психологическое давление. Стремление к “урегулированию семейных конфликтов” в Узбекистане – часть большой негласной стратегии, направленной на сохранение семьи любым путем. Туда же можно отнести и большое количество бюрократических преград и “примирительных комиссий” для желающих развестись, и культивирование образа замужней и уважаемой женщины как местными СМИ, так и должностными лицами.

Но убийство Лайло Гадойбоевой – и множества других женщин – показывает, что “примирение” почти никогда не приводит к прекращению агрессии. Насилие в семье редко бывает единоразовым – оно циклично и постоянно, как и любые абьюзивные отношения. Жертвы зависимы от агрессора материально: источником дохода в Узбекистане чаще всего является муж, семья проживает на его территории. Рано вышедшие замуж девушки не имеют образования и опыта работы для обретения финансовой независимости, в семьях обычно рождается двое и более детей, что еще сильнее влияет на возможность женщины уйти от агрессора.

Обращение за помощью в правоохранительные органы – последняя надежда и смелый шаг для женщин в Узбекистане, где традиционно не выносят сор из избы. “Возвращение в семью” в такой ситуации развязывает руки агрессору, насилие прогрессирует и принимает новые формы.
Эта масштабная проблема мало освещается в СМИ: заметки о домашнем насилии в основном носят характер не всегда этичного интервью с жертвами, официальных сводок от уполномоченных органах, ура-новостей о “проделанной работе” и в редких случаях сопровождаются комментариями одного-двух активистов, которые тонут в потоке информации о том, что “все хорошо”.

Между тем, именно критический взгляд на ситуацию и попытка предложить новые решения могли бы помочь женщинам, пережившим насилие в семье.

Попытки активистов поднять общественную дискуссию о реальных механизмах защиты жертв тонут в публикациях другого характера. За последний год в узбекских СМИ вышло около двух десятков новостей об убийствах женщин их партнерами и покушениях на их жизнь. В Самарканде, Андижане, Намангане, Ташкенте, Сырдарье и Джизаке мужчины закалывали своих жен и девушек ножом, обливали бензином и поджигали, душили простынью и прятали в подвал, убивали и закапывали во дворе дома, резали лицо лезвием бритвы, убивали топором и избивали до смерти.

“Причины” также указываются в медиа: отказ выйти замуж, общение с другими мужчинами, позднее возвращение домой, ссора, оскорбление со стороны жены, требования алиментов. Во многих сообщениях правоохранительные органы или родственники жертвы отмечают, что в семье и ранее были нередки случаи побоев.

Но “стандартные” преступления, которые были совершены дома, огромного резонанса уже не вызывают – аудитория соцсетей больше реагирует на новости с видео с места событий, как в случае в зарезавшим в магазине жену самаркандцем, или историей женщины, которую муж заставлять поедать фекалии.

Такие “громкие” новости, в отличие от остальных, часто имеют какое-то продолжение в СМИ – издания освещают судебный процесс, а правоохранительные органы дают свои комментарии. Но какого-либо анализа причин убийств женщин и насилия над ними, статистики, анализа действий уполномоченных ведомств не производится ни в тех, ни в других случаях. Получается типичная для Узбекистана ситуация – в одной новости приводятся официальные данные об успешной профилактике домашнего насилия, а в соседней рассказывается об убийстве женщины в семье с обязательным указанием “оправдательных причин” убийцы.

“В медиа истории о домашнем насилии относятся к категории «сводок новостей», наряду с серийными убийцами, несчастными случаями и другими разовыми событиями. Они сопровождаются сенсационными заголовками, делая из читателей просто наблюдателей для увеличения количества кликов и продаж, без особого уважения к жертвам”,

– отмечают исследователи западных медиа, для которых такой подход к освещению фемицида тоже распространен.

Используя цитаты и приводя объяснения убийцы, медиа создают образ человека, поддавшегося ревности, страсти, оскорбленного в своих чувствах. Исследователи виктимблейминга в медиа, анализирующие подобные заметки, относят это к виктимблеймингу и выделяют два его типа. Прямое обвинение включает негативное описание жертвы, подчеркивание ее решения не сообщать о предыдущих инцидентах насилия, разглашение информации о ее связи с другими мужчинами как якобы причины убийства. Косвенное обвинение – это сочувственное описание преступника, подчеркивание его финансовых или эмоциональных проблем.

“... он отметил, что его жена была предпринимательницей и у них было трое детей. В последнее время женщина часто выпивала и сидела в социальных сетях. По словам мужчины, он неоднократно предупреждал супругу о последствиях, но она не обращая внимание на его слова, продолжала вести разгульный образ жизни”,

– таким комментарием заканчивает местное издание заметку под заголовком “Вынесен приговор самаркандцу, который ранее прилюдно зарезал свою жену и ее любовника в торговом центре”.

“Ну и дурак, что жизнь себе испортил. Мог бы бабу просто выкинуть из хаты и прилюдно обоссать вместе с вещами, а так будет на зоне чалиться. Бабы не стоят того, чтобы так подставлять свою жизнь. Любите себя, мужчины, живите для себя и кайфуйте по жизни”,

– высказывается один из более двухсот прокомментировавших новость. Ему отвечают несколько других – им тоже “жалко убийцу и любовника, двух мужчин, которые пострадали из-за женщины”.

О том, что СМИ играют огромную роль в предотвращении насилия над женщинами, говорят исследователи и активисты во всем мире. Медиа конструируют социальное восприятие той или иной проблемы – и могут как повысить осведомленность читателей о ней и вызвать реакцию политиков, так и сделать из проблемы ситуацию, которая будет восприниматься как некая норма.

“Средства массовой информации должны быть нашими союзниками в предотвращении насилия в отношении женщин, но к сожалению они обычно заинтересованы лишь в сенсационных репортажах. По моему мнению, они не столько способствуют предотвращению насилия в отношении женщин, сколько укрепляют гендерные стереотипы и предрассудки”,

– так комментирует влияние СМИ Косана Бекер, программный директор НПО FemPlatz, занимающейся исследованием убийств женщин в Сербии.
Не подавать фактов насилия в скандальном ключе, избегать любого оправдания насилия, не акцентировать внимание на личности преступника, критически анализировать данные правоохранительных органов – это несколько правил, которыми могут воспользоваться СМИ для того, чтобы изменить отношение общества к насилию.

По этой ссылке можно прочитать о том, как писать о гендерных сюжетах, если вы журналист, блогер или просто комментатор в сети.