В чем разница между новой этикой и манавиятом?

Это новые этические правила, которые устанавливаются в прогрессирующих обществах на наших глазах: еще недавно шутки с сексуализированным подтекстом были привычными, а сегодня в них замечают сексизм.

Новая этика уделяет больше внимания опыту тех людей, которых раньше вообще никто не спрашивал. Благодаря ней мы узнали, что прежде чем заняться сексом с человеком, нужно убедиться, что он соглашается на это в трезвом уме. Что людям с повышенными потребностями может быть неприятно, когда их называют «инвалидами». Что на работе начальнику лучше не делать комплиментов фигурам подчиненных женщин и что спрашивать на собеседованиях, планирует ли рожать женщина — не окей.

На западе время сексуальной свободы и грубых шуток пришлось на 70-е. На смену им в 80-х пришла «политкорректность», а после начался этап развития новой нетерпимости. Там внимание к сексуальному насилию и харассменту, чувствительность к обидам, нанесенным меньшинствам, особенно расовым, — явление давнее.

Речь идет о системном явлении, которое там развивается и в гражданском обществе, и в судебном правоприменении уже около 30 лет. Благодаря этому политики западных компаний сейчас включают в себя нормы о гендерном равенстве, нетерпимости к насилию, инклюзии, толерантности. А политики и публичные личности тщательно “фильтруют” свои высказывания.

В России нравственная революция, сексуальная свобода, свобода слова началась в 90-х на волне отталкивания от пуританского советского режима. Как говорит философ Артемий Магун, в это время установилась «анархизирующая культура», где сквозь пальцы смотрели на насилие — в частности, на сексуальное. Сексистская реклама, например, в России нулевых была чем-то в порядке вещей.

Но новая этика стала проникать и сюда как эхо процессов, давно идущих в западных обществах, и за последние несколько лет о дискриминации, насилии, сексуальных и национальных меньшинствах стали говорить в медиа, появились активисты и мероприятия. Например, #ЯНеБоюсьСказать — российский аналог #MeToo. Бренды становятся немного более социально ответственными, публичные личности начинают думать, что говорят.

Получается, на Западе тема того, как себя вести в новом обществе, существует уже очень давно. В России — формируется на наших глазах. А что в Узбекистане?

До нас все доходит с опозданиями из-за сложного контекста: сначала религия, потом нахождение под гнетом империализма, далее союз, следом — авторитарный режим и политика закрытости. Мы только начинаем вступать в тот этап, когда мы можем наконец “делать что хотим” (но все еще с оговорками), когда ценностью становится индивидуализм и начинает процветать капитализм.

Открываются возможности для заработка какими угодно путями. Можно открыто исповедовать религию или не верить в бога. Можно сделать бизнес на продаже хиджабов, а можно — на клубе с гоу-гоу танцовщицами, главное, чтобы это нашло покупателя. Можно запустить религиозный блог, можно сделать рекламу, где “продавать” будет тело женщины.

Пока мы не сильно задумываемся о том, как именно и на чем именно делается бизнес, как медиа зарабатывают аудиторию, как люди приходят к власти, как с нами разговаривают политики и олигархи. Слишком долго ничего этого у нас не было вообще и для нас все новое — это действительно прогресс. У нас наконец появилась хоть какая-то возможность покупать, продавать, строить, говорить, верить.

Условно, после казенной униформы мы пока просто хотим носить модные футболки фаст-фешн брендов — и пока нас не очень интересует, в каких подвалах их шьют дети и женщины и сколько за это получают.

Пройдет еще немало времени, пока к нам придет «новая этика» и мы сами задумаемся над тем, какие правила новой морали мы сами установим в новом обществе. Где мы начнем отдавать деньги тем, кто завоевал наше доверие толерантным и честным подходом к работе, где мы будем выбирать между СМИ, потому что одни будут использовать корректный язык, а другие — нет, где мы сможем влиять на репутацию политиков и бизнесменов.

Но это не значит, что начинать думать в направлении новой этики уже сейчас людям с прогрессивными взглядами не нужно.

Маънавият как государственная идеология и как общественное явление пытается контролировать личную жизнь людей — нельзя выносить сор из избы, нельзя целоваться в парке, женщина должна одеваться определенным образом. В манавияте много от религиозного, советского, авторитарного и патриархального. Он защищает вторичные вещи и социальные институты: традиционный брак, махалля, религия и даже государство и нерушимость его авторитета. Запреты в культуре манавията опираются на расплывчатые нормы “духовности”, которые нигде не прописаны.

Маънавият — это когда нельзя, потому что кто-то, у кого была власть, так когда-то сказал. Маънавияту суши-герл не нравится потому, что это угроза «семейным ценностям» и тщательно сконструированному образу узбекской женщины как скромной и высокодуховной.

Новой этике суши-герл не нравится потому, что видит в этом неравенство: богатые будут есть с бедных, одни люди будут людьми, а другие - посудой, мужчины будут тыкать палочками в женщин, при том, что женщины в стране и так находятся в уязвимом положении.

Выражение «новая этика» часто используют в негативном контексте, например, когда говорят об «изнеженности» и «излишнем внимании к собственным травмам». Некоторые ассоциируют ее с несвободой.

Есть мнение, что разрушая старые модели поведения, она не даёт нам новых: борьба с харассментом якобы должна отменить флирт, без домогательств не будет существовать ухаживаний, а на фоне борьбы с расовой дискриминацией на рабочем месте перестанут цениться человеческие качества, удаление комментария с языком ненависти нарушит свободу слова. А наряду со столь нужным женщинам расширением их прав и возможностей, «новая этика» якобы закрепит их в позиции обиженных и слабых.

Философ Артемий Магун в колонке для “Медузы” считает, что «вместо того, чтобы решать проблемы системно, сторонники новой морали впадают в мелочность и создают неблагополучную психологическую атмосферу в обществе». А британский философ Эдвард Скидельский вообще предлагает рассматривать движения #MeToo, BLM, борьбу с харассментом, расширение словаря, описывающего разные формы гендера и сексуальности, в качестве новой формы «тоталитаризма». Кто-то называет сторонников новой этики “штурмовиками”.

Но новая этика на то и новая, что реагирует на актуальные проблемы и формируется на наших глазах, вызывая как критику, так и принятие. Это процесс, а не константа, в отличие от старой этики, и этот процесс разворачивается прямо на наших глазах в дискуссиях активистов, журналистов, философов, социологов. И пока единого мнения о том, какой именно должна быть новая этика и что в ней хорошо и плохо, нет.